Фотограф с Малой Морской

Одним из первых в России фотографов был шотландец Вильям Каррик. Большая Советская Энциклопедия отмечает, что фотограф-художник Каррик пользовался в прошлом веке широкой известностью. Рассказ о Вильяме Каррике, иллюстрированный его фотографиями, нашему журналу предложила его внучатая племянница Фелисити Эшби, преподаватель рисунка и живописи одной из лондонских школ. Недавно она побывала в Москве. Подготовка публикации и перевод с английского Евгении Каменевой.

И отец и дед будущего фотографа занимались лесоторговлей и принадлежали с числу тех предприимчивых шотландцев, которые в восемнадцатом-девятнадцатом веках обосновались в Петербурге и Кронштадте. В небольшом особняке купеческого квартала Кронштадта и прошло ранее детство Вильяма.

Когда мальчику исполнилось девять лет, было решено послать его в Санкт-Петербург, в английскую школу мистера Фишвика, чтобы он мог хорошо освоить родной язык. Он должен был жить теперь в городе, и его поручили заботам некоей миссис Вильсон, которая содержала скромный пансион на Галерной. И Вильям вырос, одинаково владея английским и русским языками, а затем изучил еще французский и немецкий.

В 1840 году у Эндрю и Джесси Карриков появился второй мальчик, Джордж-Лайон, а два года спустя девочка Джесси-Мэри, которая приходится мне бабушкой.

Тем временем старший, Вильям, не обнаруживая склонностей к деловой карьере, больше всего интересовался искусством и в конце концов был принят в Академию художеств. Чтобы быть поближе к Вильяму, который очень скучал без родных, вся семья переехала на Васильевский острове и поселилась в доме позади здания Биржи.

В 1852 году Вильям окончил с отличием Академию, и отец, довольный его успехами, дал ему деньги на поездку в Рим. Но, когда началась Крымская война, Вильям вернулся домой. С тех пор, не считая двух кратких визитов в Англию, он никогда не покидал Россию.

В Петербурге он застал горячие дискуссии, вызванные быстрыми успехами фотографии. В Лондоне, например, было в то время свыше ста фотографов. Вильям, который уже пришел к убеждению, что он никогда не составит себе большого имени как портретист, начал всерьез подумывать о том, чтобы заняться этим новым увлекательным делом.

Летом 1857 года Вильям вместе с матерью поехал на родину, чтобы устроить своего младшего брата в медицинский колледж, а сестру в пансион для девушек. Находясь в Эдинбурге, он изучал фотоаппараты и подружился с Джоном Макгрегором, опытным фототехником. И они договорились работать вместе в Петербурге.

Следующей весной после долгих поисков Вильям нашел помещение для фотоателье в верхнем этаже дома №19 по Малой Морской, недалеко от Исаакиевского собора. Он сообщил об этом Макгрегору, который, тут же упаковав свои немногочисленные вещи, сел на корабль и приплыл в Россию.

Скоро ателье на Малой Морской было готово, приемная комната для посетителей обставлена мебелью, повешены занавески и портьеры. «Они заработали 45 рублей на прошлой неделе», — писала миссис Каррик своему младшему сыну.

Но, несмотря на энергию Макгрегора и искусство Вильяма, они не очень-то процветали. Трудности, с которыми они сталкивались, испытывали все фотографы Петербурга. Было сложно найти хорошо подготовленных технических помощников. Мало было клиентов среднего класса, которые на Западе являлись главными заказчиками фотопортретов. Но самая большая трудность заключалась в том, что солнце тогда было единственным источником света при съемке и проявлении снимков, а они работали в городе, где в среднем только дней 100 в году солнце действительно светит. И как часто зимой из-за ненастной погоды им приходилось подолгу сидеть без работы!

«Положение у нас тяжелое, но причина очень простая – всю зиму мы ничего не делали, так же, как и другие фотографы в Петербурге, а нам надо было жить, — писал Макгрегор, — у нас долги, связанные с покупкой материалов для фотографии, и другие».

Но, несмотря на трудности, владельцы ателье не теряли бодрости духа и оптимизма. Вильям быстро распознал возможности фотографии в репродуцировании графики и живописи. Он сумел заинтересовать этой идеей своих многочисленных друзей-художников и первым в России начал делать художественные репродукции.

Однако главной работой Вильяма были уникальные для того времени снимки простого народа. Он называл эту серию «Русские типы».

Люди, которых Вильям и Макгрегор собирали у себя в студии или фотографировали прямо на улицах были разносчиками и коробейниками, продававшими корзины и перчатки, диких гусей и горячие пирожки… Делались фотографии чистильщиков улиц, трубочистов, почтальонов, молочниц, мужиков, сидящих в чайной, солдат, монахинь, извозчиков, странников и просто бродяг.

Миссис Каррик огорчалась тем, что ее любимый сын так непрактичен: вместо того, чтобы заниматься портретами тех людей, которые могут хорошо заплатить за роскошь быть сфотографированными, он снимает весь этот бедный народ. Но Вильяма эта работа интересовала больше всего.

«Князья и княгини, — пишет он матери зимой 1863-1864 гг., — графы и графини, генералы и полковники с их дамами, ливрейные лакеи, горничные и поварихи – все приходят на нашу мансарду и по очереди позируют для портрета. Пришел первым – обслуживается первым, со всеми я одинаково любезен и для всех стараюсь сделать все, что могу. Если я и делаю разницу, то, конечно, в пользу низшего и более бедного класса. Я обращаю на них больше внимания потому, что они больше нуждаются в нем, чем высокопоставленные и богатые. Дни сейчас великолепные, — продолжает он, — и процесс позирования и фотографирования происходит очень успешно, тогда как в плохую погоду часто жалеешь каждую каплю коллодия для промывания и каждую каплю раствора для проявления, зная, что никакая высшая мудрость никогда не сможет улучшить качество негатива, если не хватает света».

В ту зиму Вильям познакомился с графом Зичи. Этот венгерский акварелист, приехав в Россию, возвысился до положения придворного художника. Зичи быстро оценил мастерство Вильяма, они стали сотрудничать. Репродукции работ Зичи, выполненные Карриком и Макгрегором, публиковались в журналах и продавались на Невском.

Тем временем Вильям, уже не довольствуясь только работой в своем петербургском ателье, стал подумывать о путешествиях по стране. Первая вылазка за город состоялась летом семидесятого года.

Вильям пишет матери: «…Мак и я решили поехать на лодке по Черной речке на селедочный причал. Мы сделали несколько снимков с кораблями и лодками очень успешно».

На следующее лето Вильям и Макгрегор совершили путешествие по Волге до Симбирска. В этой экспедиции им удалось сделать серию необыкновенных фотографий крестьян – на ярмарках, деревенских праздниках, во время пахоты, сбора урожая, рубки леса или просто позирующих перед камерой. К сожалению, эти негативы (их сберегла моя бабушка) не очень хорошо сохранились, но и в таком виде они впечатляют.

«Я взял свои симбирские снимки, — пишет Вильям в сентябре 1871 года сестре, — чтобы показать их старому Брюллову, и он так восхищался ими! Он даже надел две пары очков и время от времени отдыхал – ведь это не шутка просмотреть, как знатоку, 200 карточек кабинетного размера!»

Речь здесь идет о профессоре архитектуры Брюллове (брате знаменитого художника), у которого Вильям учился в Академии художеств. В том же году с помощью сына старого Брюллова, Павла, — тоже архитектора и друга Вильяма – несколько фотографий из ателье с Малой Морской с успехом демонстрировались на международной выставке в Лондоне. Но, к сожалению, под фотографиями не было поставлено имя Каррика, было только написано, что они сделаны в России.

А вскоре Вильяма постиг тяжелый удар: в августе 1872 года после короткой и совершенно необъяснимой тогда болезни умер мистер Макгрегор. В письме к своей сестре Вильям сокрушается: «Я не только потерял партнера, без которого мне очень трудно вести дела, но потерял в нем наиболее искреннего и преданного друга, какого когда-либо имел».

Вильям был очень близок с матерью, обожавшей своего первенца и называвшей его «товарищем моей юности». Ведь ей не было еще и семнадцати, когда он родился. А после смерти отца он стал ее главным советчиком, помогал ей дать образование своему младшему брату и сестре. Он долго скрывал от матери, что вступил в гражданский брак, но, когда во всем ей открылся, она, вопреки своим принципам, все же признала его брак и с тех пор стала частым гостем в семье Вильяма.

Его жена, Александра Маркелова (Сашура, как ее звали близкие), была одной из немногих в ту пору женщин, занимавшихся журналистикой. Она слыла «безбожной женщиной» и нигилисткой, была против церковного брака. У Вильяма было от нее два сына: Дмитрий и Валерий. Последний унаследовал художественные наклонности отца и стал впоследствии известным карикатуристом. А в Москве сейчас живет внучка Дмитрия, учительница математики Атэа Каррик, — я всегда навещаю ее, когда приезжаю а вашу страну.

Летом 1878 года Вильям вновь отправился по Волге – побывал в Рыбинске, в Нижнем Новгороде, ездил в чувашские деревни, где много фотографировал крестьян.

Той же зимой, когда ему шел лишь пятьдесят второй год, Вильям Каррик умер от сильнейшей простуды: раздетый он перебегал с мокрыми негативами из лаборатории, которую ему предоставили в Академии художеств, на свою квартиру на 5-й линии Васильевского острова…