Новая отрасль светописи

Случай иногда странно распоряжается человеческими замыслами. Часто он сближает, соединяет две противоположные крайности, придает умно и глубоко задуманному предположению совершенно негаданное направление и выводит из дела результат, противоречащий тому, которого ожидали. Так немецкие ученые, народ глубокомысленный, лет десять тому, пустились придумывать, для пользы человечества, средство, обладающее силою, еще разрушительнее той, которую одарен порох. Господа эти завидовали заслуженной славе Бартольда Шварца и стремились свергнуть его с векового пьедестала. Старания их увенчались успехом: Шенбейн изобрел взрывную хлопчатую бумагу и пустил этот молниеносный снаряд по свету. Не наша обязанность разбирать, удачно или неудачно было это изобретение, дело в том, что оно явилось и все науки жадно схватились за него. Химия, принявшись за эту хлопчатую бумагу, подвергла ее разным опытам и нашла, что нового рода порох, промытый и очищенный от находящихся в нем кислот, растворяется в эфире и образует с ним особого рода лак, прозванный коллодион. Этот-то коллодион теперь вернейшее и лучшее пособие светописи!

От этого открытия произошла новая отрасль светописи, сродная ниепсотипии и витротипии, по образу своего употребления, но различная от них, по представляемым ею результатам. Дагерротипные изображения, оттиски, делаемые посредством коллодиона на стекле, отличаются удивительной оконечностью и резким обозначением контуров, и кроме того представляют поразительную мягкость в тонах и оттенках; полутени отражаются в них нежно, светотени мало изменяются и являются в правильных соотношениях. Тщательно приготовленное изображение посредством коллодиона почти уже не нуждается в пособии кисти художника; верное, точное во всех своих частях, оно является самостоятельным целым и дает право этой отрасли светописи носить особое, свойственное ей название – коллодионтипии.

В настоящее время мы имеем в Петербурге художника, более прочих занимающегося этой новой отраслью фотографии и дошедшего уже до замечательных результатов. Это — Иван Фёдорович Александровский. Хороший живописец, и очень сведущий химик, Александровский посвятил себя светописи и стал опытным дагерротипистом и фотографом. Принадлежа к тому малому числу художников, которые занимаются делом своим с любовью и не обращают художества в ремесло, Александровский тщательно следит за всеми улучшениями, производимыми в области его искусства, подвергает каждое новое открытие совестливым опытам, изучает каждую безделицу и старается приноровить ее к делу. Он, не щадя издержек и трудов, неоднократно ездил в Париж и Лондон, наблюдал за успехами фотографии на Всемирной Выставке и изучал природу и ее таинства в своих многократных путешествиях по России, которую изъездил по всем почти направлениям, взбирался на заоблачные высоты Арарата и спускался в дикие ущелья Баку. Александровский видел и вечный лед, и вечный огонь, и везде в товариществе с дагеровой камерой, со своими химическими и оптическими снарядами. Не мудрено, что, после стольких опытов и испытаний, он достиг довольно значительной степени совершенства в своем искусстве. Особенно замечательны его коллодиотипы на стекле и на бумаге, приготовляемые по новому, им самим улучшенному, способу. В них он, так сказать, не копирует, а рисует, не подражает, а преобразует, не переводит, а творит. Лучшим доказательством наших слов послужит фотолитографический снимок с коллодионтипа одного из известных, заслуженных артистов наших, который мы дадим при одном из ближайших номеров «Пантеона»: в этом портрете нет и тени той мертвенности, которую ставят в упрек светописи. Лицо здесь оживлено мыслью, приятностью, нежностью, оно выражает характер и удивляет сходством и оконечностью. Вот главная заслуга коллодионтипии, заслуга, основанная на восприимчивости материала и на краткости времени, потребного для сеанса: с него возможна верная и хорошая копия. Десять, двадцать секунд – и изображение готово! Конечно, здесь, как во всем, необходим талант; но Александровский, как истинный артист, обладает редким художественным тактом, который способствует ему почти к постоянной удаче.

Коллодионтипия однако же не составляет единственной заслуги Александровского. Неутомимый в своих стараниях, он не ограничился одной этой отраслью светописи. Внимание его устремилось и на дивное изобретение Уитсона, стереоскопию. Применяясь к мысли знаменитого Леонардо да Винчи, который первый заметил, что предметы представляются левому и правому глазу не с одинаковой точки зрения, и предугадывал, что на этом то соединении двух изображений одного и того же предмета под разными углами, основывается проявление его нашему зрению не плоским, а выпуклым, со всеми его рельефами, Уитсон придумал снаряд, где посредством оптики, переводя эту способность нашего зрения на предметы совершенно плоские, то есть на картины, представляет их выпуклыми, как они существуют в природе. Дагерротипия пришла на помощь этому изобретению. Но как для воспроизведения этого эффекта нужны два изображения одного и того же предмета, под разными углами, то надо было наводить на предмет дагерротипный снаряд два раза, с разных сторон. Александровский заметил, что передвижение машины при снятии стереоскопических изображений только затрудняет исполнение и увеличивает время сеанса, тогда как два требуемые для стереоскопов изображения весьма удобно могут сниматься вместе, в одно и тоже время. Убедясь в этом, Александровский устроил особенную машину с двумя объективными стеклами, находящимися в известном между собой отношении, посредством которой снимает стереоскопы в самое короткое время и совершенно устраняет недостатки, какие могли бы произойти вследствие немного большего или меньшего передвижения машины, условия важного в искусстве, требующем математической точности. Теперь недостатки исчезли, и оптикам и фотографам предлежит другое поле для важного открытия, неисчислимого в своих результатах, — надо придумать такой снаряд, изобрести такой материал, помощью которых изображения представлялись бы простому, невооруженному глазу в таком виде, в каком они являются чрез стереоскопический лорнет. Тут нет ничего невозможного; знание оптики и химии, и законов отражения и преломления лучей света, тщательное изучение и наблюдение феномена стереоскопии, могут весьма легко направить чей-нибудь светлый ум на счастливую мысль и применение, и тогда цель стереоскопии вполне достигнута. Мы будем обладать уже не созданиями ваятелей и живописцев, не картинами, не кусками холодного мрамора, а живыми изображениями прекрасных или почему-либо драгоценных для нас лиц и рельефными снимками живописных местностей и величественных произведений зодчества и скульптуры. Дошла же гравюра до подобного совершенства, что представляет нам оттиски с медалей выпуклыми: и не уступит ей светопись, в области которой неутомимо трудятся художники и ученые, каковы: Ньепсы, Легре, Уитсоны, Мартены, Левицкие, Даутендеи, Александровские. В заботах и стараниях их нельзя не видеть верного ручательства в дальнейших успехах чудного открытия Дагера, которое в самое короткое время, нашло уже себе приложение ко всем наукам и искусствам.